27.02.15 / Евгений Киселев

Моя передача выходила по пятницам. И уже пришла пора прощаться. Оставалась буквально минута до конца. И вдруг мой редактор говорит мне в ухо, в наушник, что пришла новость, правда, не подтвержденная, из Москвы: вроде бы убили Немцова. А я уже в кадре, я начал говорить ритуальные последние слова прощания. И чуточку растерялся, я даже не знаю, как быть. И тут редактор мне говорит: “Слушайте, и еще, и еще, и еще несколько уже этих новостей”. Ну, и я говорю: “Вы знаете, господа, вот я уже собирался с вами прощаться, но должен вам сказать, что очень печальная, правда, пока неподтвержденная информация поступает, что в Москве убили Бориса Немцова”. И это был шок. Просто все ахнули. Все ахнули. Кто-то сказал: “А давайте почтим память минутой молчания”. Но у меня в студии был Владимир Милов, он был тогда гостем программы, специально прилетел из Москвы. Он сказал: “Подождите, подождите. А вдруг, а вдруг это неправда? А вдруг это какая-то ошибка? Давайте все-таки подождем, может быть, эта информация не подтвердится?” Но, к сожалению, пока мы потом вышли из студии и дошли до моего кабинета, заглянули в компьютер, там уже все подтвердилось. Милов был в полном шоке, я был в полном шоке. Это было, конечно, ужасно.

Когда его не стало, я был в нокауте. Я здорово напился. Я пил и не пьянел. И я плакал. Со мной это как раз очень редко бывает. И до сих пор, наверное, вот каждый раз, когда я смотрю какую-нибудь архивную запись интервью, где он выступает, где он говорит, вспоминаю его, ну опять же знаете, как я долго не мог привыкнуть к тому, что нет мамы. Ну, мне в голову приходило: слушай, я забыл позвонить маме. Потом я говорил: стоп, мамы же нет уже. Я давно не звонил матери, господи, так она же умерла. Вот у меня долгое было вот такое же отношение. Неужели его нет?

Смотреть видео Вернутся в главу "27.02.15"