ПЕРЕЙТИ НА DESKTOP
ВЕРСИЮ САЙТА
В администрации президента было замешательство. Они проводили бесконечные мозговые атаки: что делать, что делать? Ай, ай, караул. Тогда как раз Медведев выступил с некими инициативами, которые шли навстречу созданию какого-то Общественного телевидения. Изменили избирательное законодательство. То есть надо было тогда начинать. А теперь следующее окно возможностей появится неизвестно когда. Эта массовость движения, она была неожиданной для всех. Сто тысяч – это тоже немало. А триста что бы поменяли? В этой логике так сказать, Путин избрался. Ну что? Собака лает, караван идет. Ну, триста и что дальше?
- А вы с Немцовым не обсуждали этот момент буквально?
- Да. Помните, там же был эпизод, когда они хотели на площади Революции, а там нужно было увести людей на Болотную. И вот Немцов считал большой своей заслугой, что он увел людей от Лимонова туда, на Болотную. А Лимонов тогда как раз считал, что Немцов предал революцию, поскольку, этот потенциал не использовал. Я много раз возвращался к разговору с Борисом, и спрашивал: “Ты по-прежнему оцениваешь свою роль в этом процессе как позитивную?” “Что ты, конечно”, — говорит. Он был уверен, что спас людей от кровопролития и от прямого столкновения с властью, которая была бы достаточно жестока в разгоне этого митинга. И очень многих людей он спас не только от дубинки, но и от реальной смерти, от тюрьмы и так далее. Будущее показало, — ну, например 12 мая, — что он, наверное, был прав, да? Хотя, я еще раз говорю, что 6 мая и, условно, конец декабря 2011 года, — они принципиально разные. Потому что конец декабря – это Медведев президент, а Путин кандидат в президенты. А 6 мая – это уже Путин президент. И это, как говорится, другое царство. Иван Грозный уже вернулся из Александровской слободы.
- А что на этот аргумент говорил Немцов?
- Он говорил, что история не знает сослагательного наклонения, и вот есть две аналогии, а там уже объяснять, что правда, что неправда, это очень сложно.