Вице-премьер / Михаил Фридман

Это было в начале 1997 года, буквально за неделю до его назначения на пост вице-премьера. По каким-то причинам мы с моим коллегой Германом Ханом полетели в Нижний Новгород — опять что-то вокруг НОРСИ и переработки нефти. Отношения у нас уже были по-человечески даже дружеские: по стилю общения Немцов был очень демократичным, а по возрасту и ментальности мы были достаточно близки.

И вот мы приехали. А идея, что его могут назначить в правительство, уже активно барражировала в пространстве, обсуждалась как версия. Он был молодой, перспективный, Ельцин явно очень ему благоволил, смотрелся на общем фоне очень хорошо — красивый, высокий, сильный человек, и опять же демократических либеральных убеждений. В общем, был устойчивый слух, что его собираются позвать на помощь Чубайсу, который тогда был главой администрации. И было понятно, что ситуация в правительстве не самая хорошая.

Мы сидели, обсуждали дела (мы от политики далеки, как организация активно в нее не вторгались), а под конец уже, так сказать, в разделе “разное”, я его спрашиваю: “А что, это правда, что ты собираешься?” А он говорит, что нет, это все слухи и т.д. Я говорю: “Знаешь, тебе, конечно, виднее, но мне не кажется, что это интересная идея — не первым лицом тебе идти в Москву. Потому что ты (наверное, мы тогда были еще на „вы“, уже не помню) популярный губернатор, и это, мне кажется, очень рискованный шаг”. Одно дело быть первым в провинции, другое — вторым в Риме, да? Известная такая коллизия.

Он все это выслушивает и говорит: “Да, полностью согласен, это все слухи, в Москву совершенно не собираюсь, прекрасно понимаю, что здесь у меня есть своя площадка. Я самостоятельный человек, избранный губернатор, у меня большая поддержка, провожу реформы. У меня здесь прекрасные возможности демонстрировать результаты и потенциал”. Все это он мне очень уверенно рассказал. И все — мы собрались и улетели.

Я прилетел в Москву, в Москве разговоры, кого куда назначат, какие перестановки. Я говорю: “Немцова не назначат точно. Сто процентов. Он совершенно четко, ясно мне излагал, почему это неразумно и что он не пойдет”. Проходит дня три. И знаменитая сцена по телевизору: Борис Николаевич, Анатолий Борисович и Немцов; Борис Николаевич говорит: “Вот, я принял решение назначить вас первым заместителем главы, значит, правительства и вторым, первым... Немцова Бориса Ефимовича”. Чубайс: “Это сильное решение, здорово”. Пауза, 32 такта. Полное дежавю. Странно. Буквально три дня назад он мне так уверенно объяснял, что точно не пойдет.

Потом, когда его назначили, он приехал, мы с ним встретились. Тогда мы как раз стали теснее общаться, уже в Москве. Я приехал к нему на дачу в Архангельское. Он только что переехал, и дача была еще нежилая, жена еще не приехала, в холодильнике было пусто.

Помню, что была большая бутылка текилы, подаренная ему какой-то делегацией, которую мы, как говорится, и оприходовали. И говорю: “Боря, вот объясни мне, как так получилось? В чем была идея? Ты же мне сам с таким жаром рассказывал, что это абсолютно бессмысленный поступок”. И в этом, конечно, был весь Боря. Он мне говорит: “Ну ты понимаешь, приехала Таня [Дьяченко]. Она пришла ко мне в кабинет. Расплакалась. Стала говорить, что папе очень тяжело, что папа нуждается в помощи, что он плохо себя чувствует, что без опоры на надежных и порядочных людей он не справится. И что я мог сделать? Я не мог ей отказать. Мне так ее жалко стало”.

И сейчас я думаю, что на эту историю можно смотреть с разных сторон. У него был потенциал политического роста, большой карьеры. И, судя по нашему предыдущему разговору, он хорошо понимал, чем рискует. Но эти человеческие моменты в нем всегда побеждали. Для политика это, наверное, неправильно. А для человека, тем более для друга, это замечательно.

Смотреть видео Вернутся в главу "ВИЦЕ-ПРЕМЬЕР"